Саския Сассен: «Я долгое время одержима границами»

6-я Московская биеннале современного искусства

Саския Сассен
Саския Сассен / фото из личного архива

Саския Сассен — всемирно известный исследователь глобализации, международной миграции и урбанистики. Профессор социологии Колумбийского университета — специальный участник дискуссии 6-й Московской биеннале современного искусства.

Саския Сассен родилась в Нидерландах, выросла в Аргентине и Италии, училась во Франции, а профессиональную деятельность начала в США. Она в совершенстве владеет испанским, итальянским и французским языками, хорошо говорит на голландском и немецком, а также изучает русский и японский. Книги Сассен переведены на более чем двадцать языков земного шара. С исследовательской деятельностью Сассен можно ознакомиться на сайте www.saskiasassen.com

В интервью Orloff Magazine профессор Саския Сассен говорит о мультиадресной природе границ, глобальном городе и урбанизации фантазий.

Главная тема 6-й Московской биеннале — «КАК ЖИТЬ ВМЕСТЕ?» Как вы считаете, в рамках глобального взаимодействия необходимо очертить или разрушить границы культурного сосуществования?

Культурные взаимодействия вырабатывают особый вид географии, которая может упростить существующие границы всех видов — от политических и экономических до неформальных гражданских и формальных правовых. Когда вы спрашиваете о границе, я должна прояснить, что понимаю ее как мультиадресное явление. Когда на следующей неделе я прилечу в Москву, моя граница будет расположена в центре страны, а не на ее окраинах…

Географические границы такой страны как Соединенные Штаты показывают, как они могут быть закрыты для одних — быть стеной в военных целях, сдерживать потенциальных мигрантов — и открыты для других — боссов корпораций, которые собираются проверить свои заводы на стороне Мексики.

А что для вас значат границы?

Я долгое время, как вы могли заметить, одержима границами… Возможно это потому, что выросла в четырех странах с шестью языками… Итак, позвольте озвучить мне некоторые мои мысли о границах. Все мы знаем, что границы существуют везде — и внутри города, и внутри дома. Но я бы сказала, что даже в случае очень формальных границ внутригосударственной системы имеет место значительная двусмысленность, как только вы посмотрите, каким образом они функционируют на нижнем уровне для разных типов.

Сегодня граница внутригосударственной системы представляет собой сочетание режимов с переменным содержанием и местами. Различные потоки капиталов, информации, профессионалов, в том числе недокументированных — каждый пересекает границу через определенную последовательность вмешательств, с разнообразными институциональными и географическими локациями. Фактические географические границы являются частью трансграничного потока товаров, если они используют наземный транспорт, но не капитала, за исключением перевоза валюты.

Каждая погранично-контрольная интервенция может быть представлена как одна из точек в цепи локаций. В случае перевозки товаров она может включать в себя предпограничную инспекцию и сертификацию. В случае перевозки капитала цепь локаций может включать в себя банки, фондовые рынки, электронные сети. Географическая линия границы всего лишь одна точка в цепи; институциональные точки границы погранично-контрольной интервенции могут формировать длинную цепь, движущуюся глубоко внутрь страны.

Мы можем использовать один образ, чтобы понять сущность понятия множественных локаций — это площадки для исполнения пограничных режимов, находящиеся в диапазоне от банков к телам. Когда банк выполняет самый элементарный денежный перевод в другую страну, он является одной из площадок исполнения пограничного режима. Сертифицированный товар представляет случай, когда сам объект пересекает границу как одну из площадок исполнения: символичен случай с сертифицированным сельскохозяйственным товаром. Но также он представляет туриста с туристической визой и иммигранта с необходимым свидетельством.

На самом деле, в случае иммиграции речь о самом теле иммигранта, которое является носителем режима и решающей площадки исполнения; и в случае с нелегальным иммигрантом, это снова тело иммигранта, которое является носителем нарушения закона и соответствующего наказания (т.е. задержания или высылки).

В первой дискуссии на биеннале заявлены вы и архитектор Рем Колхас. Что для вас предполагает такого рода беседа?

Само слово беседа происходит от латинского «conversere», что буквально означает вращать снова, и снова, и снова… настоящая беседа — не так много случается во время отдельной беседы — означает, что мы вместе по крупицам строем что-то, чего не было раньше. Эти наши разные крупицы (вмешательства), различные насколько могут быть, могут завершить строение события большего, чем лепта каждого из участников… потому что они будут работать вместе, затрагивая друг друга, заставляя нас немного изменить наши крупицы.

Таким образом, беседа может, на самом деле, быть лучше, если каждый из ее участников не только имеет различную перспективу, но и развивает ее. И может говорить об этом, беседовать… иметь не означает то же самое, что вести разговор об этом.

Вторая часть обозначенной темы биеннале гласит — «ВЗГЛЯД ИЗ ЦЕНТРА ГОРОДА В САМОМ ЦЕНТРЕ ОСТРОВА ЕВРАЗИЯ». Как локальность современного города влияет на решение вопроса о культурном взаимодействии внутри самого города и за его пределами?

Мне нравится это длинное название, которое становится приглашением к дороге и не дает останавливаться… очень красивое, привлекающее, как паутина, из которой легко не выберешься. Как я понимаю, заголовок сигнализирует или хочет дать сигнал о способности города входить в территорию, в которую он заложен, инкрустирован, и иметь связь с другими городами, также включенными в национальные территории. Город как пространство, которое может быть связано через огромные расстояния, не важно, что оно окружено часто очень национальным/националистическим пространством, часто закрыто остальному миру, и соединяется с другими городами в равной степени окруженными огромными национальными территориями.

Частично это возможно в современном мире потому, что, как я люблю подчеркивать, не существует такой вещи как один глобальный город. Глобальный город является функцией сети городов. В этом смысле он отличается от столиц старых империй, где один город был во главе. Вид городского пространства, который современная эпоха делает возможным, различен, отчасти по причине большей простоты коммуникации. Одновременность, мгновенность коммуникации — энергичнее, быстрее, чем в любой прежний период, даже если бы там были города, всегда связанные друг с другом.

Все это отличается от сегодняшнего дня, потому что это может произойти в одно и то же время на длинной дистанции цифровых сетей и в очень, очень концентрированном пространстве. Но это взаимодействие между городами выходит далеко за рамки цифровых технологий. Это также своего рода урбанизация фантазий… и в какой-то мере эта урбанизация происходит активнее в больших городах, и эти большие города представляют собой комплекс смешанных сред — черты, которые они разделяют с другими городами. Нет разницы, Москва это или Нью-Йорк — они разделяют этот урбанистический образ.

Какими характеристиками должно обладать место, где проводится культурное мероприятие глобального уровня? Продуктивней использовать уже имеющееся или специально сконструированное?

Если вы строите новое пространство или используете существующее, это зависит от множества факторов. Если действительно нет адекватного пространства, то строительство нового является необходимостью и если выполнено хорошо, становится вкладом в город, если выполнено плохо, как происходит часто с претенциозными националистическими событиями, тогда это огромная трата ресурсов/денег и пространства. Когда Барселона принимала Олимпиаду, она использовала ее на 100% (не 20 или 30%, а 100%), чтобы обновить город, каждый его район. Спортивные сооружения находились в таком количестве районов, в каком только было возможно, в основном бедных, где можно было использовать баскетбольную площадку, плавательный бассейн… Это стало моделью для всех подобных больших событий, но никому не удалось повторить успех Барселоны. Каждое крупное мероприятие должно стать поводом для обновления, распространения… И в случае с арт-событием, действительно стоит использовать все существующие места — таким образом, люди будут посещать разные части города. Я думаю, это блестящий концепт… мультиадресное биеннале, биеннале, которое происходит по всему городу…

Можете ли обозначить для Москвы несколько достаточных показателей, определяющих ее роль в качестве крупного центра культурной притягательности?

Я не достаточно знакома с Москвой и, на самом деле, не имею достаточных знаний о культуре… Я знаю о городах как комплексе пространств, как пограничных зонах в современное время, где люди смешаны, люди из самых разных культур и мест. Глобальные города по всему миру представляют собой территорию, где многочисленные процессы глобализации претворяются в конкретных, локализованных формах — от финансовых центров до культурных пространств. Эти локализованные формы, в лучшем случае, и являются тем, что представляет собой глобализация. Глобальное не всплывает на поверхность, оно достигает дна специфическими способами и в особенных местах. Восстановление места в дискуссии о глобальном означает восстановление множественности презентаций в этом ландшафте.

Сегодняшний большой город возник как стратегическое место для целого ряда новых типов действий — политических, экономических, «культурных», субъективных. Где формируются новые требования, как со стороны власть имущих, так и обездоленных, претворяются в жизнь и принимают конкретные формы. И распространенные культурные события, такие как биеннале, которые локализуются через культурные городские пространства, которые предпочтительнее, чем одна большая площадка, музей — это то, что хорошо для городов. Это, в некотором смысле, урбанизация биеннале. То же самое в других сферах. Я считаю, что глобальный город, во всем своем смешении людей, экономик, культур — это место, где люди без власти получают возможность делать историю, экономику, культуру. Их бессилие не исчезает, но становится совокупностью.

Сто лет назад модернизм в искусстве опирался в определенной степени на анализ погрешностей в системе ценностей общества. Какие конструктивные неточности нынешней социальной реальности вы можете выделить, рассматривая современное искусство?

В книге «Исключения» («Expulsions», Harvard University Press, 2014) я рассматриваю последствия критического социального сдвига в развитых странах Запада: тенденция, берущая начало примерно в 1970 — от кейнсианских экономических моделей в направлении массового дерегулирования и приватизации. Это имело тяжкие последствия, став причиной исключения огромных сегментов мирового населения по отношению к приемлемым средствам к существованию.

В последнем пункте книги я спрашиваю, стали ли исключенные пространства ключевой темой исследований, обусловленные своим исключительным многообразием. Пространства, на которые я ссылаюсь, находятся в зоне, порожденной ипотечным кризисом в США (который за последнее десятилетие заставил покинуть свои дома около 30 миллионов человек), захватом земель на общем Юге, который лишил миллионы сельских фермеров средств к существованию, став причиной мирового разрушения окружающей среды, лишившего биосферу ее частей, и оставляющего нам огромные территории мертвой земли и мертвой воды.

Следуя такими разными дорогами на пути к разрушению, мы могли бы задаться вопросом, что будет образовано в этих местах. Это также приводит меня к вопросу, понимаем ли мы, на самом деле, глубину процессов, затрагивающих привычное деление земного шара на юг и север, восток и запад, упоминая только два из известных. В «Исключениях» я утверждаю, что эти сквозные процессы могут рассматриваться как подземные понятия… не потому, что они под землей, но потому что они составляют концепцию, которая сделала бы их видимыми.

Размышляя о связи с культурой, как эта современная динамика может коррелировать, скажем, с классическим понятием «богема» на Западе — формой бесклассового, собранного в определенные группы в результате больших структурных/политических изменений — и может ли исчезновение «богемы» как романтической культуры (единственной, которая ценит маргинальность) быть связанным с основополагающим чувством того, что настоящее бесправие представляет собой вновь очень реальную угрозу.

текст: Артем Кальнин

© Orloff Russian Magazine