Валентин Скурлов. Симфонии Карла Фаберже

Интервью с историком ювелирного искусства

Валентин Васильевич Скурлов / из личного архива
Валентин Васильевич Скурлов / фото из личного архива

Валентин Васильевич Скурлов — историк ювелирного искусства, один из крупнейших мировых экспертов по творчеству Карла Фаберже, автор многочисленных книг по истории фирмы Фаберже, консультант аукционного дома Christie’s, член Экспертного Совета Музея Фаберже.

В интервью Orloff Magazine Валентин Скурлов об антикварных дегустациях, утраченных именах ювелирных гениев и загадочном вирусе Фаберже.

Один мудрый человек говорил, что время разбрасывать и время собирать камни. «Камни» Фаберже начали собирать совсем недавно. Валентин Васильевич, какой вам видится перспектива возвращения утраченных исторических ценностей на родину?

Возвращение предметов Фаберже началось уже в 90-е годы и активно продолжалось в нулевые. Где-то я прочитал, в связи с возвращением Крыма, такую фразу: «Русские всегда приходят за своим». Мысль понравилась. Так же и с Фаберже. Примером служит коллекция Императорских пасхальных яиц бывшего собрания Форбса, составляющая сейчас основу Музея Фаберже в Петербурге. Перспективы хорошие, еще бы и финансов побольше. Сейчас, в условиях кризиса, многое делается в тишине. Деньги и драгоценности любят тишину, а Фаберже — это очень и очень большие деньги. В то же время я не против, чтобы изделия Фаберже экспонировались в крупнейших европейских и американских музеях — лучшей пропаганды мощи России и русского ювелирного искусства не придумать.

Существует такая метафора, что Фаберже заболевают как неким загадочным вирусом, от которого и лекарства то нет. Расскажите, как вы открыли для себя ювелирную культуру Карла Фаберже?

Строго говоря, от любого вируса медики придумывают рано или поздно лекарство, но «болезнь Фаберже», очевидно, все-таки существует. Это благородная болезнь. Вы правы, кто открывает для себя Фаберже, обратно закрыть эту тему не может. Что касается меня, то, придя в 1985 году в НИИ ювелирной промышленности на должность заведующего Отделом изучения спроса, формирования ассортимента и рекламы, я в течение двух лет прочитал все (повторяю, все) книги по ювелирному искусству в Государственной Публичной библиотеке им. М.Е. Салтыкова — Щедрина и открыл для себя гигантскую фигуру Фаберже.

До 1988 года эта персона была под запретом, книги приходилось читать в зале «для служебного пользования». Изучение творчества «Придворного ювелира» не поощрялось. Многие знания преподносились из зарубежных источников. Как я потом выяснил, после работы в архивах, многие факты были искажены и неверно интерпретированы в угоду западного понимания России. Объективного понимания не было, «фаберже» был коммерциализирован и рассматривался не с точки зрения искусства, а с точки зрения финансовых инвестиций. С тех пор прошло более тридцати лет. В настоящее время сложилась отечественная школа фабержеведения, к чему и я приложил руку, и чем очень горжусь. Иногда я ловил себя на мысли: «За что мне такое счастье? Еще и деньги платят. Это я должен платить за полученное удовольствие созерцать шедевры». Соприкосновение с Фаберже духовно и эстетически облагораживает.

Валентин Васильевич Скурлов / фото из личного архива
Валентин Васильевич Скурлов / фото из личного архива

У людей, которые соприкасаются с предметами, с историей, часто складываются свои, «особые» отношения с вещами. Расскажите, были ли в вашей судьбе произведения искусства, которые открывали новые двери, становились наваждением или были просто бесконечно дороги сердцу?

По поводу «наваждения», это сильно сказано, так же как «бесконечно дороги сердцу». Все-таки эксперт должен быть хладнокровным, иначе он теряет объективность. Чувства, эмоции, восторженность не должны захлестывать. Однако, действительно, есть произведения, которые что-то изменили в моей судьбе. Это часы к серебряной свадьбе Императора Александра III и императрицы Марии Федоровны. Мне поручили найти архивную информацию по этому изделию к 14 февраля 1996 года, потому что надо было издавать каталог. Я не вылезал из архива, проверял фонды всех 32 членов Императорской фамилии, имена которых были гравированы на часах. И ровно 14-го февраля я нашел этот документ. После этой важной находки руководство аукционного дома Christie's взяло меня в штат Русского отдела на должность «научного консультанта по Фаберже». Должность уникальная, я нигде такой не встречал.

Интересна судьба пасхального яйца «Мальборо». Когда меня в 1996 году брали на работу в Christie's, мне показали фотографию этого яйца и попросили искать по нему любые сведения. Предупредили, что владелец — старушка из клана Ротшильда, ей 90 лет. Просили держать эти сведения в тайне. В 2007 году тайна раскрылась, старушка передала это яйцо на аукцион. Я так и ахнул: «Она, что жива?» — «Да, ей 101 год и она решила расстаться с предметом. Она никогда не знала, что в православной традиции это еще и Пасхальное Яйцо. Она думала, что это такой формы часы». Я занимался этим яйцом и составил подробную историческую справку.

Оба эти предмета — и «Часы к 25-летию свадьбы», и «Ротшильдовское яйцо» — подарены президентом нашей страны Государственному Эрмитажу к его 250-летию 8 декабря 2014 года. Еще один предмет, которым я занимался с 1998 года, это Императорское пасхальное «Ольгинское Свадебное Яйцо» 1902 года для императрицы Марии Федоровны. Только в прошлом году был найден в Дании документ 1917 года, который позволил окончательно ввести этот шедевр в научный оборот. В атрибуции этого предмета участвовало почти три десятка экспертов на протяжении более 20 лет.

Однажды вы заметили, что Карл Фаберже — «симфонист, как Чайковский». В таком случае, кто являлся исполнителем произведений гениального композитора-ювелира — это был оркестр из шестисот ремесленников или непосредственно клиенты дома?

Как могут быть клиенты исполнителями? Они могут быть только постановщиками задач. Были, например, такие как Эммануил Нобель, великий князь Алексей Александрович, Варвара Кельх и ее муж Александр Фердинандович, семейство Юсуповых, братья Елисеевы, сахарозаводчик Кёниг и другие. Главный мастер фирмы «Фаберже» Франц Бирбаум пишет, что лучше всего было сотрудничать с представителями высшей промышленно-торговой и финансовой буржуазии. Эти клиенты уважали профессию художника и не вмешивались в идеологию заказа, определяя только название предмета, кому он будет подарен и ценовой диапазон. В такого рода «предложенных обстоятельствах» (выражаясь словами Станиславского) творилось легко.

Сложнее было с такими заказчицами, как императрица Александра Федоровна, Обладая «убогими художественными понятиями» (определение Франца Бирбаума) она присылала столь же убогие почеркушки-проекты и при этом ставила такие низкие цены, исполнить по которым было невозможно. Помнится, императрица хотела поправить цвет у художника Валентина Серова, на что он протянул палитру и предложил показать, какой колор она имеет в виду. Императрица поджала губы и ушла, а Николай II стал успокаивать художника, упомянув, впрочем, что она ученица Каульбаха. Слава Богу, что император не вмешивался в заказы и предоставлял Карлу Фаберже идею ежегодной пары Императорских пасхальных яиц. «Ваше Величество будет довольно», — отвечал Карл Фаберже на случайный вопрос Государя об идее очередных пасхальных подарков…

Валентин Васильевич Скурлов / фото из личного архива
Валентин Васильевич Скурлов / фото из личного архива

Мы все понимаем, что нет двух одинаковых зайцев Фаберже, и каждая работа уникальна как отпечатки пальцев. На ваш взгляд, насколько правомерно говорить об изучении поэтики Фаберже как автора? Каков был градус вовлечения ювелира в создание произведений в его мастерских, какие работы проходили через его руки?

Ваш вопрос является продолжение предыдущего. Всегда спрашивают, какие работы сделал сам Карл. Он имел квалификацию золотых дел мастера в Серебряном цехе Петербургской Ремесленной управы. В 1865-1880-х гг. Карл лично реставрировал скифские украшения — предметы из археологических Керченских раскопок, поступивших в Императорский Эрмитаж. Карла Фаберже называли «ученым ювелиром» и «Ювелиром Императорского Эрмитажа» (именно так, с большой буквы).

Действительно, у Фаберже практически нет одинаковых работ, серийных, хотя, конечно, ложки, вилки и другое столовое серебро выпускались все-таки значительными тиражами. Но с 1899 года ювелир перестал выпускать прейскуранты-каталоги, отмечая, что «лучшие проекты не публикуются, во избежание подделок». Защита авторских прав художника в те годы была на нуле, Фаберже нещадно копировали. Но пока другие копировали, он изобретал что-то новое. Недаром у него работало почти 80 художников. Как говорил Рембрандт: «Идущий вторым никогда не будет первым!»

Что касается степени участия Карла Фаберже, то можно ответить, что он держал изготовление всех предметов на личном контроле, начиная от дизайна и заканчивая изготовлением футляров и упаковки. Этому способствовала постройка «Дома Фаберже» в 1901 году на Большой Морской улице, 24, где были сосредоточены все основные мастерские (210 работников, в том числе более 100 мастеров, четверть всех мастеров-ювелиров Петербурга), а также имелось ателье для художников и скульпторов, ассортиментный кабинет с моделями из пластилина, воска и металла, образцами эмалей и т.д., лучшая в Европе библиотека литературы по декоративно-прикладному искусству, склады драгоценных металлов и драгоценных камней, бухгалтерия, столовая для работников и лучший в городе фешенебельный ювелирный магазин.

Так Фаберже практически реализовал идею «Красного дома» английского эстета Уильяма Морриса — идею соединения высокого искусства с повседневной жизнью. Дело в том, что в «Доме Фаберже» были еще жилые квартиры для мастеров и художников, в том числе на 4-ом этаже 14-комнатная квартира самого Карла с библиотекой на антресолях и удобными кабинетами для творчества и салоном — будуаром супруги. Подобная идея «Дома — художественной коммуны» до сих пор в России не имеет аналогов. Московскую фабрику в Москве возглавлял третий сын Карла Александр, выпускник Училища им. Штиглица, специалист по восточному искусству, два старших сына Евгений и Агафон работали в аппарате фирмы в северной столице, а Николай, младший сын, руководил большим магазином фирмы в Лондоне.

Татьяна Федоровна Фаберже и Валентин Васильевич Скурлов / фото из личного архива
Татьяна Федоровна Фаберже (правнучка Карла Фаберже и почетный председатель Мемориального фонда Фаберже) и Валентин Васильевич Скурлов / фото из личного архива

Много лет вы являетесь опытным ювелирным сомелье. Говорят, в деле эксперта кроме «математики» нужно правильно чувствовать вещь. Скажите, в вашей практике были случаи, когда вы разгадывали подделку еще на уровне пяти чувств?

Что-то никто меня еще не называл «сомелье». Проверил, что сие означает. Сомелье (от французского «виночерпий») — работник ресторана, ответственный за приобретение, хранение вин и представление их клиенту. Я приобретением и хранением не занимаюсь, это вопрос к антикварам и музеям. Другое дело, что сомелье должен разбираться в винах, их изучать. Вот и я — изучаю предметы Фаберже, но также и исторический контекст, который в предметах Фаберже имеет колоссальное значение, и знание принадлежности предмета увеличивает его стоимость на порядок. Прежде всего, я историк-архивист, но, кроме того, историк искусства (я кандидат искусствоведения). Конечно, когда занимаешься экспертизой более двадцати семи лет (первая моя экспертиза относится к 1989 году), то приобретаются какие-то навыки, и автоматически чувствуешь отторжение или, наоборот, любопытство к рассмотренному предмету.

Что касается пяти чувств, то многие недооценивают товароведно-органолептическую экспертизу. Это «вкус, цвет, запах, осязание (тактильный контакт)». Напомню, что по первому образованию я «товаровед высшей квалификации». Вот только на слух определить Фаберже сложно. Не пробовал. Наверное, вещи Фаберже, если постучать, звучат как-то по-особенному, «музыка Фаберже» — это интересно! Я знаю антикваров, которые на осязание определяют подлинный старый фарфор от новых копий. Также есть мастера, которые определяют пальпацией обработку камня в изделиях Фаберже. Есть типичная шлифовка мастеров фирмы. Я еще такого уровня не достиг.

Дело в том, что я специалист по архивно-исторической, искусствоведческо-стилистической, пробирной, стоимостной и товароведно-органолептической, и, в какой-то мере, графологической экспертизе. В сложных случаях геммологии я прибегаю к услугам геммологов и минералогов-геологов. Что-то довольно определенно могу сказать и по ювелирно-технологической экспертизе (все-таки четырнадцать лет работал в НИИ ювелирной промышленности), но в сложных случаях обращаюсь к услугам моих друзей — опытных ювелиров. Но свести эти все исследования в одно «Экспертное заключение» могу только я и таких экспертов, скажу без всякого хвастовства, мало, поскольку атрибуция произведений Фаберже является комплексным научным исследованием.

В одном недавно вышедшем фильме герой — пожилой коллекционер и аукционист — замечает: «В каждой подделке есть доля подлинности». Вы согласны?

Могу согласиться. Все зависит от того, какая доля. 90% или 5%. Самые сложные для эксперта предметы — которые содержат элементы подлинного произведения. Представьте себе антикварный портсигар, который разделяют на две половинки, и делают из одного подлинного два «полуподлинных» портсигара. Каждый из них будет содержать 50% настоящего предмета. Об этом писал еще Гоголь: «Приходите на Александровский рынок и спросите полудюжину стульев эпохи Елизаветы Петровны. Вам охотно предоставят эту полудюжину. Весь фокус в том, что когда-то это был один стул, а теперь из его частей сделали шесть. И показывая каждый из стульев в отдельности, продавец будет обращать внимание на подлинную часть: в одном стуле: здесь — это подлинная спинка, в другом — это сиденье и так далее…»

Однажды вы отметили, что на торгах «цены на предметы Фаберже все время поднимаются». Какова тенденция продаж предметов русского ювелирного искусства и, в частности, Фаберже на мировых торгах последние годы?

Как ни странно, продажи есть, потому что это Фаберже. Не хватает предметов первого класса, музейного уровня — отмечают опытные антиквары. Не скажу на сегодня, что цены все время поднимаются, но не снижаются, это точно. О тенденциях можно говорить в длительном историческом аспекте. Есть волны спроса и продаж, последняя волна была в 2002-2007 годах, когда цены на «Фаберже» поднялись в пять раз, но в 20-30-летнем цикле можно говорить определенно о повышательной тенденции цен. Другое дело, что новых вещей не хватает, их не может быть больше, все дальше от нас эпоха Фаберже, а на рынок вступают новые коллекционеры. Что будет, если на смену русским покупателям придут китайские коллекционеры, а они уже присматриваются к рынку Фаберже, как уже присмотрели рынок русской реалистической живописи, определяя ее как мировой эталон.

Валентин Васильевич Скурлов / фото из личного архива
Валентин Васильевич Скурлов / фото из личного архива

Если говорить не о повторении Zeitgeist, а о самом духе искусства Фаберже, есть ли кто-то из современных ювелиров, кого бы вы могли назвать продолжателем традиций Фаберже?

«Дух времени» неповторим. В одну реку нельзя войти дважды. Что же касается «духа искусства Фаберже»? Есть сейчас много мастеров, которые считают себя продолжателями традиций Фаберже и есть поклонники творчества этих ювелиров, которые тоже так считают. Средний уровень мастеров значительно вырос, появляются новые художники-ювелиры, но лидеров уровня Фаберже пока нет.

Имена каких художников ювелирного искусства рубежа 19-20 веков, которые по воле истории были преданы забвению, вам бы хотелась воскресить в своих книгах?

Конечно, когда изучаешь ювелирное искусство в комплексе, особенно по архивам, то возникают фигуры, совершенно неопознанные. Например, до сих пор нет даже монографической статьи про петербургскую фирму «Братьев Грачевых». А ведь это были Придворные фабриканты, сотрудничали с Фаберже, их было восемь братьев. Их произведения регулярно встречаются в счетах членов Императорской фамилии, регулярно появляются на аукционах, а вот про фирму, про художников и мастеров мы ничего не знаем. А фирма была немаленькая — 200 человек. Не знаем фотографий и биографий. Куда они пропали?

Также хотелось бы побольше узнать про фирму Карла Гана (1860-1923), исполнявшего очень много вещей для Кабинета Его Величества: ордена, фрейлинские знаки, табакерки, портсигары… Нет монографий про Придворных ювелиров Зефтигена, Кёхли, Чичелева. Многие исследователи даже не знают таких фамилий. Про московские фирмы Хлебникова и Овчинникова есть монографии и статьи, а вот про московские артели за №№ 1, 4, 6, 11, 14 и 20 мы ничего не знаем, кроме того, что эти артели состояли из бывших мастеров. Между тем, произведения мастеров этих артелей, особенно №1 и №11, вызывают восхищение высшим качеством работы и оригинальностью. Опять же вопрос: кто дизайнеры и мастера? Народ должен знать своих героев.

текст: Ольга Орлова

© Orloff Russian Magazine