ТОНИНО ГУЭРРА. ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ СОЧИНИЛ ЭПОХУ
Гостиная Сергея Касьянова
Тонино Гуэрра / фото из личного архива Сергея Касьянова
В XX веке снято уже все... Сказано все, что можно было сказать в кино. Есть ли сегодня явления, о которых еще стоит говорить в кино?
Я провел уже три мастер-класса для молодых кинематографистов. Там я говорил им о том, что мы уже постарели, и ждем от них рождения новой мечты. Потому что мир меняется. Многие забывают себя и превращаются в механизм. Сегодня нет идеалов ни в религии, ни в политике. Каждый может легко удовлетворить свои желания. Через двадцать лет уже не будет морщинистых лиц. Мир будет наполнен лицами с натянутой кожей, что, может, будет и красиво, но мы не сможем прочитать по морщинам глубину, оставленную временем. И тогда как же мы сможем собрать универсальные знаки, которые должны передать другим? С другой стороны, кино сейчас в кризисе. Телевизор и интернет нас привели в дома. Раньше поход в кино — это была церемония: единым целым все шли в темноту и смотрели одну на всех историю на освещенном экране. Быть может, в такой момент какой-то мальчик осмеливался дотронуться до коленки девочки. Вы меня спросили, чем заниматься в кино? Мне трудно ответить на этот вопрос, потому что кино сейчас...больно. На своих лекциях я говорил о том, что человек сможет подняться, если сможет понять разницу между словами «смотреть» и «увидеть». Вот сейчас вы на меня смотрите. Смотреть — это известие или посыл от человека. А увидеть — это значит получить то, что скрыто, разгадать сущность. Приведу один пример. До приезда в Россию я ехал в машине с сеньорой. И я увидел на краю дороги то, что меня поразило. Я сказал: «Останови». Иду и смотрю на эту вещь. И, наконец, я увидел, что привлекло мое внимание. Это была чугунная скамейка. Она была совершенно покрыта мхом. Ею уже никто не пользовался. Старики, которые когда-то сидели на обочине дороги и смотрели на проезжающие автомобили, наверно, умерли. И тогда я увидел эту скамейку, я почувствовал, что она больше никому не была нужна. Многие месяцы она стояла, покрытая мхом, говоря о своем одиночестве. И мне ее стало так жаль, что я уселся на нее, я дал ей поработать. Я тогда ее увидел.
И еще. Молодые люди, которые хотят делать кино, часто думают, что главное — это история. Она достаточно важна, но самое магическое — это как сделан рассказ. Это как в живописи. Если всем известный сюжет «Христос и Иуда» пишет Пьеро делла Франческо, благодаря свету, который он делает на картине, он дает свои эмоции, как не сделает никто другой. Феллини однажды сказал о свете в кино: «Свет — это материя фильма. Это чувства. Свет — это цвет. Тон. Глубина. Атмосфера. И рассказ — это тоже свет в кино. Это то, что привносит, то, что зачеркивает. То, что уменьшает, то, что возвышает, то, что привносит знания, то, что подчеркивает. То, что намекает. То, что заставляет поверить, что фантастичное — реально. Это мечта. Или наоборот. То, что делает реальность фантастичной. Добавляет прозрачность. Дает волнение. Свет вырезает как скульптор лик. Или его чистит. Вызывает выражение там, где его нет. Дает ум. Свет показывает элегантность фигуры. Воздает славу пейзажу. И сам выдумывает пейзаж из ничего. Фильм пишется светом. И стиль выражается светом...»
В ваших фильмах, в вашей поэзии, каждый жест и каждая строчка наполнены красотой. Что для вас значит красота?
В Италии вышел мой огромный плакат под названием «Воззвание Тонино о красоте». Ко мне пришел губернатор провинции Римини и сказал: «Мы тебя назначаем официальным защитником красоты». И я моментально нарисовал и выпустил плакат. Сейчас в Италии, как и во всем мире, кризис. И я сказал так. У нас нет нефти, под землей нет золота и серебра, и никаких полезных ископаемых. Но зато у нас есть красота. Я призвал всех беречь красоту малой Италии, не крупных городов, таких как Венеция или Рим, а маленьких городков. Например, я призвал не красить дома в белый цвет, потому что если люди едут в горы, чтобы отдохнуть в зелени лесов, остановить свой взгляд на природе, такие дома на пейзаже напоминают вставные челюсти. Если в вашем городе есть старый замок, не делайте в нем современных железных дверей. Красота... она не всегда абсолютна. Красота не означает, что у женщины должны быть голубые глаза или определенная форма губ. Иногда красоту открываешь в ошибке.
Расскажите о своей дружбе и работе с Микеланджело Антониони...
Для Антониони я написал 13 историй. Антониони — не любимец публики, его никогда так не любили, как, например, Феллини — абсолютно и все. Но режиссеры и профессионалы до сумасшествия любят и почитают Антониони. Он был изобретателем. Он первым придумал методы съемки, школу и стиль. Например, кино до Антониони всегда снималось с юпитерами — такими огромными осветительными лампами. Он первым убрал их и начал использовать на съемочной площадке маленькие лампочки, как это делают и теперь. В то время многие операторы возражали, но он был непреклонен и всем отвечал: «Фильм зависит от меня». И непрерывный план, когда одним кадром снимается вся сцена в различных местах — тоже изобрел Антониони. Это очень трудно: все в мире кинематографисты изучают последний такой кадр в его фильме «Профессия: репортер». Это касается технических приемов. А я Вам сейчас расскажу о мощи поэтического взгляда этого режиссера. После инсульта Антониони был парализован и почти не говорил. Тогда, во время съемок фильма «За облаками» я не оставлял друга ни на минуту — он не мог уже выражать себя до конца. Мы снимали в городке Портофино, который в форме подковы окружен заливом, вокруг — дома, магазины, кафе. Камера стоит около магазина, где замечательная актриса Софи Марсо играет продавщицу и раскладывает витрину. За спиной Антониони — залив. Сцена такая: актер Малкович проходит мимо, обращает внимание на героиню Софи Марсо и заходит к ней в магазин. Действие, съемка, Малкович проходит, сцену сняли. Антониони: «Нет». Малкович остановился около него и спрашивает: «Что я должен сделать? Может посмотреть больше или меньше?» — «Нет». Он все время что-то показывал, но никто ничего не мог понять. Сняли сцену еще раз. Два раза. И Антониони никак не был доволен. Наконец мне стало ясно, что он показывает... на голубую точку, которая отражается в витрине. Он хотел, чтобы именно эту точку обязательно сняли. Точка была лодкой за спиной Антониони, которая отражалась в витрине магазина. Антониони хотел поставить между персонажами в витрине — лодку. Все сразу становилось не банально. Вы видите красоту... Ведь если проходит мужчина, видит прелестные ножки героини и заходит — никакой тайны нет. Но когда в это видение включается лодка — это уже путешествие, и это не банальная встреча. Она не произошла просто так. Это поэтический штрих человека, который больше не разговаривал, как следует, но с которым мы понимали друг друга по глазам... Когда же мы были в Лондоне на съемках «Фотоувеличения» — мы не сразу начинали снимать. Мы познакомились со всеми лучшими художниками, которые жили тогда в Лондоне. Например, с Бэконом. Это был 66-й год. Тогда только начинался успех Битлз. Мы познакомились с ними и ходили вместе обедать. Мэри Квант в ту пору изобрела мини-юбку. И с ней мы тоже познакомились. Надо было почувствовать ритм и запах города. Как только это происходило, рождался фильм. И когда мы отправились в Нью-Йорк на съемки фильма «Забриски Пойнт», нужно было узнать весь поп-арт, музыку, интеллигенцию, прежде чем начать съемки. Этот человек должен был наполниться культурой и современностью, он должен был знать, что и где он снимает.
Тонино Гуэрра и Сергей Касьянов / фото из личного архива Сергея Касьянова
Вы также были близким другом великого русского режиссера Андрея Тарковского...
Тарковский был художник, полный духовности. Он хотел попробовать снимать в Италии. Это был 78-79 год, и мы с женой целых три года добивались этого. Было трудно. И вдруг пришла спасительная идея, что итальянский период есть у каждого русского художника, это — обязательный этап его жизни. И мы тогда написали какой-то сюжет о путешествии в Италию, который никакого отношения к настоящему будущему фильму не имел. Наконец-то решаются отпустить Андрея в Италию. Но сына и жену оставляют в Москве. Мы в Италии. На телевидении мы были вынуждены сделать фильм об Италии. Если будет случай, посмотрите этот фильм. В нем мы вдвоем говорим о кино, на самом деле зная, что мы должны делать что-то другое. Наконец, посередине нашего путешествия рождается настоящая тема — это ностальгия. И Андрей попросил не называть фильм по-итальянски «ностальджия», а сказал: «Нет, назовем по-русски «ностальгия», потому что нет ничего похожего на русскую ностальгию. Андрей Тарковский по-сумасшедшему любил Россию. Ни в коем случае он не хотел остаться на Западе, он хотел там работать. Он любил Россию бесконечно. Я часто наблюдал, как он останавливал машину и подолгу стоял у вспаханных полей. Тогда я ждал. Но однажды спросил его: «Андреа, на что ты смотришь? Почему ты так подолгу стоишь у вспаханного поля?» «Потому что я здесь, в России, Тонино...» — «Как в России?» — «Потому что вспаханная земля везде одинаковая. В Италии, Испании, России. И я смотрю на нее и стою... в России».
И Тарковский мечтал увидеть в подлиннике «Мадонну» Пьеро делла Франчески. Полотно находилось в часовне на одном деревенском кладбище. «Андреа, пойдем! Мадонна в десяти метрах от нас» — «Не пойду. Не могу. Не могу один смотреть. Это не увидит не моя жена, ни друзья. Никто из русских. Не могу» — «Да это что ж такое?» — «Нет, не пойду». Только через месяц мы отсняли этот кадр. Такое невероятное благородство и красота этого человека.
Фильмы Тарковского в России долгое время были похожи на скамейку, покрытую мхом, о которой вы говорили... А в Италии есть ли большое кино, заросшее мхом?
Есть, и много. Есть те режиссеры, которых вы не знаете, но они исключительные. Это естественно для человечества. Данте Алигьери сто лет после смерти никто не читал. Но великие фильмы, такие как «Сталкер» Тарковского, никогда не будут преданы забвенью — они возрастают и расцветают. Я говорил уже, что мы потеряли идеалы. Мы — не коммунисты, не фашисты, не религиозны. Новое поколение верит только в деньги. И мы отдалились от той поэзии и тех эмоций, которые были ранее. Поэтому кажется, что эти произведения нам больше не нужны. Но это только кажется.
Есть ли у Вас художественные планы, связанные с Россией?
Мои следующие тридцать лет ... А если правда...я думаю, удастся ли мне прожить еще пять лет... В этом проблема. И чтобы запутать страх, я пишу сценарии, делаю фонтаны, пишу картины, делаю мозаику, мебель, разбиваю сады...
Тонино Гуэрра. Мозаика / фото из личного архива Сергея Касьянова
Поделитесь секретами Вашей драматургии.
У меня нет секретов. Сейчас я действительно пишу пьесы для театра. И мне совершенно ничего не нравится... Но я себя спрашиваю: почему я, Тонино Гуэрра, когда пишу диалог, и в уме у моего персонажа появляется верблюд, не могу пустить этого верблюда по сцене? Я должен это сделать! Немного революционизировать театр. Пустить мысли по сцене. Пять минут назад, когда я говорил, я мысленно был в пустыне, там, где в маленькой деревне создают дома из песка. Их разносит ветер, или редкий дождь размывают их, и их опять люди восстанавливают. Я хочу написать пьесы, где все это перемешано, и мысли и ощущения и драма.
Что для вас значит русская литература и как вы ее чувствуете, например, Пушкина или Гоголя?
Это исключительная литература. В то время как Гоголь был переведен замечательным итальянским писателем Томаззо Ландольфи, Пушкину не везет. Его невозможно перевести. Невозможно. Нельзя передать Пушкина на другом языке. Если Вы помните, Набоков, чтобы хоть как-то донести слог Пушкина, сделал четыреста комментариев к своему английскому переводу поэмы «Евгений Онегин».
Тонино Гуэрра / фото из личного архива Сергея Касьянова
Вы привели замечательную зарисовку Феллини о свете. Есть русская пословица «Кто светел, тот и свят». Когда-то Франко Дзеффирелли создал фильм «Брат Солнце, сестра Луна». Вы говорили о том, что рухнули идеалы. А находит ли отражение сегодня в итальянском кино тема святости?
Итальянского кино стало явлением после войны не только потому, что там родилось более двадцати гениев, которые снимали это кино. У людей были общие страдания. Если ты говорил в Италии, тебя понимали и в России, и в Америке. Потому что была боль войны и жажда возрождения. Темы были общие. Сегодня нужно создать общую человеческую мечту, и тогда появятся полные религии фильмы, которые рассказывают о духовности и о святых. Это трудно, сегодня таких фильмов почти не делают. Но есть феноменальный фильм Ким Ки-Дука «Весна, лето, осень, зима... и снова весна». Что касается Италии, это Эрманно Ольми и его «Дерево для башмаков». Гениальный фильм. Ольми нужно смотреть.
Расскажите, пожалуйста, о своем последнем произведении искусства.
Могу рассказать о последнем фонтане... Я в поисках веры. Уже помог восстановить три-четыре церквушки — мне нравятся эти маленькие церкви, которые рушатся. И вот. Маленькая церковь на скале. И она совсем разрушалась. Мне она ужасно нравилась. А друг монсеньора Самби — посла папы римского в Америке, родился в этом самом городке, где разрушается церковь. Я к нему пристал: «Спасем эту церковь! Мне она нравится». Мы уговорили мэрию, у которой мало денег, купить эту церковь за символическую сумму в одно евро. И только восстановить крышу стоило почти миллиард в лирах. Мэр-романьолец, который знает меня говорит: «Тонино, ну что ты нам навесил это? Как я смогу оправдаться за истраченные деньги. Люди заплатили налоги, и как мы оправдаемся, что восстановили эту не действующую церковь?!» Я ломал голову, чтобы придумать, как они могут собрать деньги. Тогда же к нам приехал Юра Рост, и ко мне как раз пришла такая идея. Я сказал, что хочу сделать внутри церкви фонтан. И я пустил внутрь церкви подвешенные, словно орган, стилизованные водосточные трубы, с которых с крыши сливается вода внутрь церкви. В церкви стоял большой резервуар, внутри которого были сделаны макеты самых разных церквей всего мира. И когда идет дождь, или подается вода, резервуар заполняется и погружает церкви под воду. Я назвал этот фонтан «Источник молитвы». И я поверил, что все расходы будут оплачены, если такой фонтан позовет людей в эту заброшенную церковь.
АРТЕФАКТЫ
- В 70-х годах Тонино Гуэрра встретил свою русскую музу Лору. Однажды он подарил супруге птичью клетку, которую стал заполнять бумажками с фразами по-итальянски: «Если у тебя есть гора снега, держи ее в тени».
- Тонино Гуэрра в своем доме разбил «Сад забытых фруктов». Здесь есть скульптурная композиция: на овале мрамора — две ветки, на которых сидят две птицы. Но в два тридцать каждый день, когда есть солнце, эти птицы своей тенью ложатся на мрамор и образуют два профиля его друзей — Федерико Феллини и его музы — Джульетты Мазины.
- На стенах городских домов поэт развешивает керамические таблички с философскими изречениями, которые собирает всю жизнь.
- Писать стихи Тонино Гуэрра начал в концлагере. Пройдет много лет, и он произнесет: «Свобода — это когда я вышел из лагеря, увидел бабочку и не захотел ее съесть...»
- В фильме «Ностальгия» Андрея Тарковского звучит четверостишие Тонино Гуэрры: «Воздух — это та легкая вещь, которая вокруг твоей головы и становится более светлой, когда ты смеешься...»
перевод: Лора Гуэрра
текст, лит. ред.: Ольга Орлова
© Сергей Касьянов
© Orloff Russian Magazine
