О Шербурских зонтиках (1964)

Шербургские зонтики

Большой Краснохолмский мост скован вечерней пробкой: габаритные огни машин сливаются в красно-желтый поток, напоминающий огненную лаву. Бессмысленная толчея за право попасть на тот берег реки, чтобы там кануть навсегда. Что-то вроде большой метафоры короткой жизни. Играет музыка из «Шербурских зонтиков» Мишеля Леграна.

Для нас, интеллектуалов, искусство выполняет функцию религии. Видимо, такая таблетка от материальности мира легче абсорбируется. Жаль, что в титрах не пишут о побочном действии и эффекте привыкания. Говорят, на Рю де Порт в Шербуре до сих пор существует магазин зонтиков. Возможно, что там до сих пор девушки из галантерейных магазинчиков носят светлые осенние пальто и не дожидаются любимых.

В кино всегда присутствует элемент неправды, ловкость рук режиссера — и вот из шляпы, будто белые кроличьи уши, на белый свет появится другой мир, созданный человеком, мир павильонных декораций, который и не старается походить на реальность. Ведь если все реальное, как писал Жан Бодрийар, представляет собой разочарованную форму мира, то, по-моему, искусство — утешительный приз, не требующий веры в собственную реальность, достаточно лишь раз очароваться…

Разочарованная форма мира, говоришь, а в телефоне до сих звучит голос девушки в светлом осеннем пальто: «Сейчас только ленивый не цитирует в культурологических статьях на любые темы Бодрийара». Я хотел бы, чтобы он звучал дольше и только для меня. Но я забыл, что так не бывает даже в кино. Я хотел просыпаться и смотреть подолгу на нее, чтобы этот образ осталась в моей памяти: овал лица, нарисованный в мягких тонах, золотые волосы в импрессионистской манере и грациозная линия плеч и бюста. Позади сигналят, светофор перемигнул, надо ехать дальше. Надо ли?

Шербургские зонтики

Если бы у меня только была возможность, я бы переписал некоторые сцены своей жизни словно сценарий, составленный в большой спешке, слишком много было в ней «шума и ярости, но ничего не значащих». С позиций кинематографа кадров с продолжительными поцелуями и любованием красотой должно было быть намного больше, чтобы зритель успел влюбиться в героев. Сцену прощания можно было бы перенести из мая в октябрь, добавив те важные реплики героя, которые он не решился озвучить. Все получилось не так, как хотелось, но и после редакторской правки вряд ли стоило бы переписывать концовку, хотя соблазн велик. В этом сложно признаться, но ведь голливудский финал смотрелся чересчур реальным. В «Шербурских зонтиках» тоже.

Чтобы стать искусством истории любви совершенно не нужен такой финал, на нем собственно она бы и завершилась. Зритель, даже зная, что все закончится с обыденной точки зрения «плохо», должен мечтать снова и снова о счастливой развязке, втайне надеясь, что сцена на вокзале не будет последним отголоском любви, отражающимся в стуке колес уходящего поезда, который обрекает любимых на разлуку. Но как же прекрасна Женевьева, остающаяся на перроне…

Недавно меня спросили о том, что необходимо реальной девушке, чтобы стать музой. Я что-то говорил об удачно упавшем свете. Было бы глупо долго рассуждать о зыбких стандартах женской красоты — сомнительное это дело. Все проще: необходим тот самый эффект «кинематографичности». Красота должна быть воспета, она должна утвердиться в поэтической форме, хоть на миг. Пускай это будут не сотни восхищенных взглядов, а лишь один, главное, чтобы он был по-настоящему очарованным. Ведь правильно когда-то сказал Ив Сен Лоран: для того, чтобы быть красивой, женщине достаточно иметь черный свитер, черную юбку и идти под руку с мужчиной, которого она любит.

Шербургские зонтики

Что же разглядел Жак Деми, а в последующем Луис Бунюэль, Роже Вадим, Франсуа Трюффо и Ив Сен Лоран в юной и пока неизвестной широкой публике Катрин Денев, помимо правильных черт лица, почти лишенного мимики, и белокурых кудрей? Вряд ли получится сказать, что она наделена таким даром перевоплощений как Изабель Юппер или таким актерским мастерством как Жана Моро. Но каким-то непостижимым образом для Катрин Денев роль продавщицы зонтиков, влюбленной в автомеханика по имени Ги (Нино Кастельнуово), стала пропуском в мир большого Кино.

Может тайна кроется в том, что в этом образе совпали чаяния поколения зрителей, уставших от испытаний и потрясений самой страшной войны в истории человечества, поколения, тосковавшего по светлой и немного наивной истории любви? Женевьева должна быть красивой и утонченной француженкой. Этими качествами сполна обладала юная Денев и этого было бы достаточно для мюзикла, выстроенного по всем законам жанра. На этом можно было бы остановиться, но… в этом фильме произошло одно редкое совпадение, которое позволило картине выйти за рамки жанра, а Денев стать киноидолом нескольких поколений — это гениальная музыка Мишеля Леграна.

Без музыки Леграна этот фильм был бы обречен стать очередным набором банальностей. Мелодия Леграна — это великий гимн любви, расцветающий радужными красками словно сказочный цветок, вокруг стебля которого собираются все кадры фильма. Проникнутая собственным драматизмом, эта мелодия преображает все, что попадает в кадр, магия этого перевоплощения столь велика, что кажется будто простодушная Женевьева рассказывает историю сразу всех женщин в мире, которые не выдержали разлуки, а автомеханик Ги — сразу всех мужчин, которых постигла участь быть преданными.

Обычно трудно смириться даже не с тем, что все прошло, а с тем, что все проходит именно так. Винить женщину в нарушении клятв и обещаний могут только те, кто не знает, что любовь в принципе обречена — как мелодия, которая после кульминации обязательно находит собственное разрешение в финальных аккордах.

Шербургские зонтики

Когда по утрам нет желания просыпаться, а ночью засыпаешь только от чувства усталости, в такие моменты трудно собраться и приняться что-то писать так, как прежде, когда в папке «неотправленные» было столько длинных электронных писем. Все это, конечно, грозит преждевременным старением. Единственное, что неподвластно времени — это магия пленки вечно молодых лиц, зонтиков и изогнутых улочек Шербура, люди которых прячутся от непогоды в маленьких кафе, заказывая «ля коньяк».

Стихли последние звуки в динамиках, появились титры и ты уже на другом берегу реки, пора двигаться дальше, оставляя большой мир воспоминаний для новых воскрешений в столичных пробках…

текст: Алан Байрамкулов

© Orloff Russian Magazine